Поэты Серебрянного века, Осип Мандельштам
Образ Твой, мучительный и зыбкий
Образ Твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
«Господи!»- сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица,
Вылетало из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади.
Апрель 1912
Когда мозаик никнут травы
Когда мозаик никнут травы
И церковь гулкая пуста,
Я в темноте, как змей лукавый,
Влачусь к подножию креста.
Я пью монашескую нежность
В сосредоточенных сердцах,
Как кипариса безнадежность
В неумолимых высотах.
Люблю изогнутые брови
И краску на лице святых,
И пятна золота и крови
На теле статуй восковых.
Быть может, только призрак плоти
Обманывает нас в мечтах,
Просвечивает меж лохмотий,
И дышит в роковых страстях.
1910
В разноголосице девического хора
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.
И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное — Флоренция в Москве.
И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.
Февраль 1916
Как подарок запоздалый
Ощутима мной зима:
Я люблю ее сначала
Неуверенный размах.
Хороша она испугом,
Как начало грозных дел,—
Перед всем безлесным кругом
Даже ворон оробел.
Но сильней всего непрочно-
Выпуклых голубизна —
Полукруглый лед височный
Речек, бающих без сна.
29 — 30 декабря 1936
———
Оттого все неудачи,
Что я вижу пред собой
Ростовщичий глаз кошачий —
Внук он зелени стоячей
И купец воды морской.
Там, где огненными щами
Угощается Кащей,
С говорящими камнями
Он на счастье ждет гостей —
Камни трогает клещами,
Щиплет золото гвоздей.
У него в покоях спящих
Кот живет не для игры —
У того в зрачках горящих
Клад зажмуренной горы,
И в зрачках тех леденящих,
Умоляющих, просящих,
Шароватых искр пиры.
29 — 30 декабря 1936
———
Твой зрачок в небесной корке,
Обращенный вдаль и ниц,
Защищают оговорки
Слабых, чующих ресниц.
Будет он обожествленный
Долго жить в родной стране —
Омут ока удивленный,—
Кинь его вдогонку мне.
Он глядит уже охотно
В мимолетные века —
Светлый, радужный, бесплотный,
Умоляющий пока.
Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста,—
На холсте уста вселенной, но она уже не та:
В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль,
В синий, синий цвет синели океана въелась соль.
Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,
Складки бурного покоя на коленях разлиты,
На скале черствее хлеба — молодых тростинки рощ,
И плывет углами неба восхитительная мощь.
Когда в ветвях понурых
Заводит чародей
Гнедых или каурых
Шушуканье мастей,—
Не хочет петь линючий
Ленивый богатырь —
И малый, и могучий
Зимующий снегирь,—
Под неба нависанье,
Под свод его бровей
В сиреневые сани
Усядусь поскорей.
Дрожжи мира дорогие:
Звуки, слезы и труды —
Ударенья дождевые
Закипающей беды
И потери звуковые —
Из какой вернуть руды?
В нищей памяти впервые
Чуешь вмятины слепые,
Медной полные воды,—
И идешь за ними следом,
Сам себе немил, неведом —
И слепой и поводырь.
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь
Вся комната напоена
Истомой — сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна
Немного красного вина,
Немного солнечного мая —
И тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст как струпья положил.
Он понял масла густоту, —
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.
А тень- то, тень все лиловей,
Свисток или хлыст, как спичка, тухнет,
Ты скажешь повара на кухне
Готовят жирных голубей.
Угадывается качель,
Недомалеваны вуали,
И в этом сумрачном развале
Уже хозяйничает шмель.
Как кони медленно ступают,
Как мало в фонарях огня!
Чужие люди, верно, знают,
Куда везут они меня.
А я вверяюсь их заботе.
Мне холодно, я спать хочу;
Подбросило на повороте,
Навстречу звездному лучу.
Горячей головы качанье
И нежный лед руки чужой,
И темных елей очертанья,
Еще невиданные мной.
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю,
Оттого, что иной не видал.
Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.
Я наравне с другими
Я наравне с другими
Хочу тебе служить,
От ревности сухими
Губами ворожить.
Не утоляет слово
Мне пересохших уст,
И без тебя мне снова
Дремучий воздух пуст.
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я,
Как жертву палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь.
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.
Еще одно мгновенье,
И я скажу тебе:
Не радость, а мученье
Я нахожу в тебе.
И, словно преступленье,
Меня к тебе влечет
Искусанный в смятеньи
Вишневый нежный рот.
Вернись ко мне скорее,
Мне страшно без тебя,
Я никогда сильнее
Не чувствовал тебя,
И все, чего хочу я,
Я вижу наяву.
Я больше не ревную,
Но я тебя зову.
Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной.
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветки поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок вычерченный метко,
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
Умывался ночью на дворе, —
Твердь сияла грубыми звездами.
Звездный луч — как соль на топоре,
Стынет бочка с полными краями.
На замок закрыты ворота,
И земля по совести сурова, —
Чище правды свежего холста
Вряд ли где отыщется основа.
Тает в бочке, словно соль, звезда,
И вода студеная чернее,
Чище смерть, соленее беда,
И земля правдивей и страшнее.
Словари
Чувство усталости, утомления, бессилия.
Мисс Гуд несколько времени лежала с закрытыми глазами, охваченная истомой. Мамин-Сибиряк, Падающие звезды.
После обеда она [Каштанка] разлеглась среди комнаты, протянула ноги и, чувствуя во всем теле приятную истому, завиляла хвостом. Чехов, Каштанка.
По всему телу [Лены] разливалась истома, смыкались веки. Фадеев, Последний из удэге.
Состояние расслабляющего восторга, томности; мление.
Все его тело охватывала и сладко сжимала сердце тянущая истома, знакомая ему истома, похожая на страх и на ожидание. Куприн, Негласная ревизия.
-и, ж. устар. и народно-поэт.
Тяжелая, несчастливая доля, судьба.
[Михайла Туча:] Пришел проститься… Полно мне истомой, Как угольем горячим, душу жечь. Коль доли нет, возьму свою недолю И убегу за тридевять земель. Мей, Псковитянка.
В опустевшей же [деревне] Подрезовой осталась только горькая бедность, молча покорившаяся своей недоле, не видя выхода из нее. Наумов, Погорельцы.
-се́юсь, -се́ешься; сов.
1. Разместиться, расположиться в разных местах, на большом пространстве, далеко друг от друга.
Застрявшим переселенцам придется ждать переправы полторы недели. Что касается остальных двенадцати семей, то о них корреспондент говорит так: «Остальные двенадцать рассеялись по Минусинскому округу». Гл. Успенский, Поездки к переселенцам.
2. Ослабеть, стать менее сосредоточенным, распространяясь по большому пространству.
Лучи света рассеялись.
Стать менее сосредоточенным.
Разрежаясь, исчезнуть, разойтись (о тумане, дыме и т. п.).
Действительно, туман совершенно рассеялся, воздух стал прозрачнее и несколько мягче. Короленко, Соколинец.
К полудню — облака рассеялись. С. Антонов, Три тысячи девятнадцатая морская.
3. Разойтись, разбежаться, разлететься в разные стороны.
Сдаться армии было нельзя, — в плен в то время не брали. Рассеяться — перебьют поодиночке. А. Н. Толстой, Восемнадцатый год.
— Летную [саранчу] не трогайте, молодой человек. Она рассеется на еще большие пространства, и борьба утруднится во много раз. Леонов, Саранча.
Пройти, исчезнуть (о неприятном чувстве, каком-л. состоянии и т. п.); развеяться.
Впечатление, произведенное на нее неприятною сценою, мало-помалу рассеялось; личико ее расцвело; она шутила очень мило. Лермонтов, Княжна Мери.
Ее напряжение вдруг рассеялось, тело обняло душной истомой усталости. М. Горький, Мать.
4. Отвлечься от чего-л. тяжелого, трудного или неприятного, гнетущего; развлечься.
Жена Кирсанова скончалась. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться. Тургенев, Отцы и дети.
После встречи с Летописцем и Олегом Андреевичем неплохо рассеяться и встряхнуться, но Гремяшин колебался, пока свежо в памяти — лучше записать. Кукушкин, Хозяин.
-я, ср. собир. прост.
[Михайла Туча:] Полно мне истомой, Как угольем горячим, душу жечь! Мей, Псковитянка.
налило́сь и́ нали́лось
налили́сь и́ нали́лись
нали́вшийся 242 см. Приложение II
Или мы хуже других уродились?
Или не дружно цвели-колосились?
Нет! мы не хуже других — и давно
В нас налило́сь и созрело зерно.
Н. А. Некрасов, Несжатая полоса
Истомой розовой тюльпаны,
Но страстно в сумрачную высь
Уходит рокот фортепьянный.
И. Ф. А́нненский, Он и я
Это — щелканье сдавленных льдинок,
Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок.
Б. Л. Пастернак, Определение поэзии
Сведения о старой норме ударения:
Делая ударение налился́, вы следуете старой норме.
напои́шь и́ напо́ишь
напоя́т́ и́ напо́ят
напо́енный A/A пр; 248, 253 см. Приложение II
Он зимой тебя согреет,
Летом холодом обвеет,
В голод хлебом угостит,
П. П. Ершов, Конек-Горбунок
Пастух нерадивый напьется из лужи
Но добрый опустит в колодец бадью,
Веревку к веревке привяжет потуже.
И. А. Бунин, Поэту
Стада подымали горячую пыль,
Источник был камнем завален огромным,
Он камень своею рукой отвалил
А. А. Ахматова, Рахиль
(высок. насытить, пропитать чем-н.)
напоённый A/B пр; 245, 254 см. Приложение II
Даст желаньям ли свободу —
Буйной воле даст ли волю —
Под ним море закипит.
А. В. Кольцов, Человек
О, пробуди на подвиг ратный,
Восторг живой и благодатный —
Бряцанья звонкие твои!
А. А. Блок, «Зову тебя в дыму пожара. »
Еще усадьба спит… В саду еще темно,
Недвижим тополь матово-зеленый,
И воздух слышен мне в открытое окно,
Весенним ароматом напоённый…
И. А. Бунин, «Бледнеет ночь… Туманов пелена…»
И мир пред ним таинственным владыкой
Лежал у ног, сиял со всех сторон,
Насыщенный весь полночью безликой
И сладкою весною напоён.
К. М. Фо́фанов, «Пел соловей, цветы благоухали. »
Истомой — сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
О. Э. Мандельштам, «Невыразимая печаль…»
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
Было ядом, знать, оно.
А. С. Пушкин, Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
ВАСИЛИЙ IV Шуйский — ВАСИ́ЛИЙ IV Шуйский (1552 — 12 сентября 1612, Гостынской замок, Польша), русский царь (1606-1610), сын князя И.А. Шуйского. В Смутное время (см. СМУТНОЕ ВРЕМЯ) поддержал Лжедмитрия I (см. ЛЖЕДМИТРИЙ I), затем вступил в заговор против него. Став царем, подавил восстание И.И. Болотникова (см. ВОССТАНИЕ БОЛОТНИКОВА), усилил закрепощение крестьян. Борясь с польскими интервентами и Лжедмитрием II (см. ЛЖЕДМИТРИЙ II), заключил союз со Швецией, который привел к шведской интервенции. Низложен москвичами, умер в польском плену.
Род суздальских князей Шуйских (см. ШУЙСКИЕ) происходит от Александра Невского. Василий, сын князя Ивана Андреевича Шуйского, в 1584 стал боярином. В 1587 принял участие в дворцовых интригах против Бориса Годунова (см. БОРИС ГОДУНОВ) и подвергся опале. Хитрый и угодливый Василий вскоре был прощен. В мае 1591 Шуйский возглавил следственную комиссию, которой было поручено выяснить обстоятельства смерти в Угличе царевича Дмитрия Ивановича (см. ДМИТРИЙ Иванович). Комиссия объявила, что причиной случайной смерти была болезнь царевича.
В начале Смуты (1604-1605) Шуйский принял участие в борьбе против Лжедмитрия I, но после смерти Бориса Годунова, в июне 1605 перешел на сторону самозванца. Дважды он возглавлял заговоры москвичей против ставшего царем (1605) Лжедмитрия. После провала первого заговора Шуйский был приговорен к смертной казни, но помилован. Итогом второго заговора стало убийство Лжедмитрия 17 мая 1606.
На освободившийся московский престол претендовали двое бояр: князья Василий Шуйский и Василий Голицын (см. ГОЛИЦЫН Василий Васильевич (умер 1619)) (умер 1619). За Шуйского стояла малочисленная, но сильная партия московских бояр, благодаря их усилиям 19 мая 1606 Василий Шуйский был избран на русский престол. В «крестоцеловальной» записи, данной боярам, Шуйский обязался ограничить свою власть. Его приход к власти усилил борьбу среди боярства, между южным и столичным дворянством. Сразу же после воцарения Шуйского появились слухи о чудесном спасении царевича Дмитрия. В Новгороде-Северском на юго-западной окраине России объявился его «посланник» — Иван Болотников, который осенью 1606 поднял народное восстание, охватившее юго-запад и юг России, Среднее и Нижнее Поволжье.
Выступление Болотникова было поддержано дворянскими предводителями Истомой Пашковым (см. ПАШКОВ Истома) и Прокопием Ляпуновым (см. ЛЯПУНОВ Прокопий Петрович), но во время осады Москвы они перешли на сторону царя, предопределив разгром Болотникова у подмосковной деревни Котлы в декабре 1606. В борьбе с Болотниковым царь Василий выдвинул программу консолидации боярско-дворянского класса, считался с интересами помещиков в крестьянском (Уложение 9 марта 1607), холопском (указы 1607-1608), земельном, финансовым вопросам. Ряд положений в законодательстве о холопах был прямо направлен на раскол лагеря восставших.
К весне 1607 царю удалось консолидировать правительственные силы, поддержка северных и поволжских городов позволила в октябре 1607 подавить восстание Болотникова. Но уже в августе 1607 начался новый этап польской интервенции в Россию, самозванец Лжедмитрий II начал поход на Москву. 1 мая 1608 войско Шуйского было разбито под Волховом, Лжедмитрий II осадил Москву, разбив лагерь в подмосковном Тушине. К концу 1608 многие районы страны оказались под властью самозванца. В то же время началось стихийное народное сопротивление польским интервентам. Василий Шуйский, пытаясь противостоять «тушинскому вору», заключил в феврале 1609 договор со Швецией, которая обязалась выступить на стороне русского царя, за что получала часть русских территорий.
С конца зимы 1609 командующий русско-шведской армией племянник царя М.В. Скопин-Шуйский (см. СКОПИН-ШУЙСКИЙ Михаил Васильевич), опираясь на народное сопротивление полякам, перешел в наступление. К марту 1610 он снял осаду с Москвы и освободил большую часть территории страны. Лжедмитрий II бежал. Тогда польский король Сигизмунд III Ваза (см. СИГИЗМУНД III Ваза) объявил войну России и, собрав войско, начал новый поход на Москву. Перед лицом новой опасности положение Шуйского усугубилось, обострилась борьба за власть: Василий Голицын, Прокопий Ляпунов пытались поднять народ против царя. Скоропостижная смерть Скопина-Шуйского ослабила позиции царя в армии. 24 июня 1610 войско Шуйского потерпело поражение под Клушином от польской армии под командованием гетмана Станислава Жолкевского (см. ЖОЛКЕВСКИЙ Станислав). Шуйскому нечего было противопоставить полякам, он был низложен московскими боярами 17 июля 1610 и насильно пострижен в монахи. В сентябре 1610 бывшего царя выдали Жолкевскому, который вывез Шуйского в октябре под Смоленск, а позднее в Польшу. Умер Василий Шуйский в заключении в Гостынском замке, в 130 км от Варшавы. Его прах был перевезен в Москву при Михаиле Федоровиче (см. МИХАИЛ Федорович).
ТРОП (от греч. tropos — поворот, оборот речи) — стилистический прием, заключающийся в употреблении слова (словосочетания, предложения) не в прямом, а в переносном значении, т.е. в использовании слов (словосочетаний и предложений), называющих один объект (предмет, явление, свойство), для обозначения другого объекта, связанного с первым тем или иным смысловым отношением. Это могут быть отношения сходства, и тогда мы имеем дело с метафорой, сравнением, олицетворением. Или отношения контраста, как в оксюмороне и антифразисе. Это могут быть отношения смежности, как в метонимии. Или отношения, носящие количественный (а не качественный) характер и выраженные с помощью синекдохи, гиперболы и мейозиса.
«Совокупность Т. можно представить в виде логически полной, регулярной системы, основанной на обобщенных понятиях количества и качества, связи, сходства и противоположности» (Ф.П. Филин).
Количество Т. существенно колеблется в зависимости от тех критериев, по которым они выделяются. У Квинтилиана их семь: метафора, метонимия, синекдоха, ирония, эмфаза, гипербола, перифраза. У М.В. Ломоносова — одиннадцать: добавлены катахреза, металепсис, аллегория и антономазия. А.А. Потебня выделяет лишь три основных Т.: метафору, метонимию, синекдоху. Для Р. Якобсона же существуют всего два базовых Т.: метафора и метонимия, наличие которых обусловлено, по его мнению, самой природой языка. Шофер и Райс особое значение придавали синекдохе, которую многие исследователи, в свою очередь, вовсе не считают самостоятельным Т., а определяют как разновидность метонимии.
Но все лингвисты согласны в том, что «корни тропеичности следует искать в двуплановости самой структуры языка как знаковой системы <…> и в асимметрии плана содержания и плана выражения» (Топоров, 1998, с. 520) и что Т. — это отклоняющиеся от нормы средства, реализующие «вторые» (переносные) смыслы, а тропеический текст — это деформированный (по сравнению с нормой) текст, «непрямая» речь, наиболее проявляющая «парадоксы тождества и различия в языке» (там же).
Т. служат для усиления изобразительности и выразительности речи, передачи оценочного и эмоционально-экспрессивного значений, создания образности. Поэтому они используются прежде всего в худож. речи и публицистике, но не присутствуют в оф.-дел. и науч.-технических текстах, т.е. там, где недопустима двусмысленность, неоднозначность понимания. Разг. речь, в силу своей повышенной экспрессивности, часто насыщена самыми разными Т.: Ну ты и красавец! (антифразис), Дочь у нее — просто золото (метафора), Я три тарелки съел (синекдоха), Отсюда — рукой подать (гипербола) и т.д.
Для Т. характерна нерегламентированность языковой формы. Они могут содержаться в одном слове, группе слов, предложении, группе предложений.
Разные Т. могут совмещаться в одной языковой единице. В результате такого совмещения возникают: метафорический эпитет и метафорическое олицетворение, гиперболическое сравнение и гиперболический эпитет и т.п. «Появляется возможность говорить об обратимости Т. <…>, благодаря которой все пространство структуры Т. оказывается связанным» (Топоров, 1998, с. 521). Как писал А. Белый, «формы изобразительности неотделимы друг от друга: они переходят одна в другую <…>; один и тот же процесс живописания, претерпевая различные фазы, предстает нам то как эпитет, то как сравнение, то как синекдоха, то как метонимия, то как метафора в тесном смысле».
В худож. тексте, как правило, одновременно используются несколько Т., что создает его особую «насыщенность»:
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой — сладкое лекарство!
Такое маленькое царство!
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая —
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.
Этот текст создан с помощью метафор, олицетворений, гиперболы, сравнения (конечно, в сочетании со стилистическими фигурами и другими приемами).
Лит.: Белый А. Символизм. — М., 1910; Античные теории языка и стиля. — М.; Л., 1936; Кожевникова Н.А. Об обратимости тропов // Лингвистика и поэтика. — М., 1979; Общая риторика. — М., 1986; Потебня А.А. Теоретическая поэтика. — М., 1990; Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. — М., 1991; Тодоров Ц. Поэтика // Структурализм: «за» и «против». — М., 1995; Топоров В.Н. Тропы // Большой энциклопедический словарь: Языкознание. — М., 1998; Караченцева Н.М. К истории русской филологической терминологии: (тропы и фигуры). — Ростов-на-Дону, 1999.
Словарь ударений русского языка
напоить
напою́ напои́шь и́ напо́ишь напоя́т́ и́ напо́ят напои́! 237 см. Приложение II напо́енный A/A пр; 248, 253 см. Приложение II напо́ен напо́ена напо́ено напо́ены
Он зимой тебя согреет,
Летом холодом обвеет,
В голод хлебом угостит,
П. П. Ершов, Конек-Горбунок
Пастух нерадивый напьется из лужи
И в луже напо́ит отару свою,
Но добрый опустит в колодец бадью,
Веревку к веревке привяжет потуже.
И. А. Бунин, Поэту
Стада подымали горячую пыль,
Источник был камнем завален огромным,
Он камень своею рукой отвалил
И чистой водою овец напои́л.
А. А. Ахматова, Рахиль
(высок. насытить, пропитать чем-н.)
напою́ напои́шь напоя́т́ напои́л́ 235 см. Приложение II напои́! 237 см. Приложение II напоённый A/B пр; 245, 254 см. Приложение II напоён напоена́ напоено́ напоены́
Даст желаньям ли свободу —
Буйной воле даст ли волю —
Под ним море закипит.
А. В. Кольцов, Человек
О, пробуди на подвиг ратный,
Тревогой бранной напои́!
Восторг живой и благодатный —
Бряцанья звонкие твои!
А. А. Блок, «Зову тебя в дыму пожара. »
Еще усадьба спит… В саду еще темно,
Недвижим тополь матово-зеленый,
И воздух слышен мне в открытое окно,
Весенним ароматом напоённый…
И. А. Бунин, «Бледнеет ночь… Туманов пелена…»
И мир пред ним таинственным владыкой
Лежал у ног, сиял со всех сторон,
Насыщенный весь полночью безликой
И сладкою весною напоён.
К. М. Фо́фанов, «Пел соловей, цветы благоухали. »
Вся комната напоена́
Истомой — сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
О. Э. Мандельштам, «Невыразимая печаль…»
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено́
Было ядом, знать, оно.
А. С. Пушкин, Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
http://sanstv.ru/dict/%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%B9
http://rus-yaz.niv.ru/doc/dictionary-of-accents/articles/6/napoit.htm